Автор: Sentra
Бета: сам с усам и немножко Word
Фандом: ориджинал
Размер: мини
Категория: ангст, драма
Рейтинг: PG-13
Размещение: тащите, не жалко. Ссылкой в меня только киньте.
Саммари: Нет людей, которые не совершают ошибок. Но что если всегда будет возможность их исправить?..
Предупреждения: спойлерсмерть персонажа, впечатлительным и позитивно настроенным людям читать не рекомендуется. И в хорошем настроении — тоже.
Критика: только через мой труп.
Комментарий: я КРАЙНЕ не рекомендую читать этот текст перед Новым Годом. После, вообще-то, тоже.
Ошибка
Домой не хотелось. Я шла, старательно обходя лужи, волоча ноги и сумку со сменкой. Рюкзак оттягивал плечи. Мимо с гиканьем пронеслись одноклассники; выгоревший до белизны за лето Лёшка Румянцев в размаху зацепил меня портфелем и сам же едва не рухнул перед мной на колени:
— Ленка, пошли в морятник! Там, говорят, вурдалака[1] видели! — выдохнул он мне куда-то в область живота.
Морятником называли заброшенный Дом офицеров, старое двухэтажное здание, построенное задолго до войны. Часть перекрытий между этажами уже обвалилась и постоянно норовила обрушиться под ногами. Выше первого этажа ходить надо было, постоянно ожидая, что пол вот-вот уйдёт из-под ног. Выбитые окна и куча битого стекла, скрипящие ещё деревянные полы, прогнившие и прогибающиеся под каждым шагом, тёмные углы, затхлость, графитти на стенах, потолках и даже обломках бетона, торчащая тут и там арматура, выщербленная плитка, завывания ветра — всё это постоянно манило школьников забраться внутрь и проверить собственную смелость, несмотря на строжайшие, вплоть до синяков на попе, запреты родителей даже постоять рядом со зданием. Кого-то пугали нечистью: от бабок ёжек, до чертей и ктулху, кого-то тем, что кирпич свалится на голову, кого-то — неусыпно бдящей за детьми милицией, которая узнает и посадит в тюрьму — или донесёт родителям.
Ребята предпочитали тюрьму родителям, но в морятнике регулярно собиралась вся школа — малышня, вроде нас, пятиклашек, днём, после уроков, школьники постарше — вечером, с пивом, кострами и гитарами. Они устраивали настолько шумные гулянки, что, вероятно, пугали собой и нечисть, и милицию.
Я помотала головой.
— Не, Лёш. Я это... домой, — против воли шмыгнула носом, — надо домой, — почти шепотом, себе под нос. Пока светло, надо успеть сделать домашку.
Последние метров сто, отделявшие меня от родной квартиры, я буквально заставляла себя переставлять ноги массой с TON 618[2] каждая.
Напряжение удушливой волной пахнуло, едва я толкнула дверь. В квартире, будто в космосе, было совершенно нечем дышать. Гнетущее молчание, сдавливающее со всех сторон, мешало справиться со шнурками и разуться. От расползающегося под курткой холода хотелось кричать — а ещё лучше — бежать, со всех ног, далеко, на край света и ещё дальше. Я сбежала куда могла — к заложенному справочниками по астрономии подоконнику в маминой спальне. До заката оставалось ещё часа три — приходилось выбирать между космической историей и математикой — или мерзким сочинением по литературе, времени хватало только на что-то одно. Хотя всё-таки выбор был очевиден — точные науки, особенно астрономия и математика, влекли меня намного больше унылых рассуждений о том, что сказал почивший в бозе триста лет назад автор. Опять сочинение придётся в темноте писать… А завтра — выслушать от училки по галактическому, какая я неряха. Эхх… Зато может, на ночных занятиях по планетологии снова будем девятую планету искать[3]...
За стенкой, на кухне, ругались. Снова. Тема всегда была одна и та же, из года в год менялся только спусковой крючок скандала.
— … А ведь я была в списке поступивших, в отличие от тебя, кретина! Но не-ет, послушала, дура, песню “ты пока роди, я подготовлюсь и вместе поступим”. И где оно это “вместе”, где?! Повесил на меня ребёнка, ночами дома не появлялся — “готовился” он, ага! Каждую шлюху подзаборную “приготовил”, урод! — Отец на этой фразе всегда отворачивался и вжимал голову в плечи, не возражая и не соглашаясь.
Я слышала эту историю из двух первых и одной второй руки. Подруга матери, моя крёстная, на прямо заданный вопрос отнёкиваться не стала, а задумчиво посмотрела на меня, сидящую у неё на коленях, и пожала плечами: дескать, всё равно узнаешь.
Мои родители поступали вместе в инженерно-космический, когда выяснилось сразу три вещи: мама, в отличие от отца, прошла конкурсный отбор и вдобавок оказалась беременна мной.
Отец уговорил её оставить ребёнка и поступить на следующий год — вместе с ним. Вот только на следующий год квоты бюджетный мест урезали в четыре раза, оставив всего три бесплатных места.
Молодые родители остались без перспектив образования и работы, со мной на руках.
А потом мать узнала, что отец, пока она занималась мной и восстанавливалась после родов, нашёл другую девушку, с которой “выпускал пар”.
Какого-то особого выяснения отношений, со слов тёти Кристины, не было — мать просто отдала меня отцу, отправила его к новой пассии и попросила свою маму, мою бабушку, забрать её к себе на Новый Эдем — денег не было даже на межпланетный перелёт.
Когда она вернулась, мы с отцом её ждали — сексуальная подруга отца внезапно не обрадовалась свалившемуся на голову полуторагодовалому ребёнку и выставила нас за дверь. Обоих.
С тех пор родители больше не пытались разбегаться. Начать отношения с нуля — тоже; мать была свято уверена, что отец пользуется любым доступным случаем с кем-нибудь переспать.
Правда это или нет, я не знала.
И знать не хотела.
За спиной хлопнула дверь. Я кожей ощутила волну злости, исходящую от матери, но придраться ей было не к чему: количество света, проникающее сквозь окна, было максимальным, а мои учебники аккуратной стопкой лежали на краю подоконника. Я сидела прямо, старательно выводя буквы — на сочинение всё-таки осталось время и хорошо бы успеть его полностью до темноты.
— Лен, заканчивай давай, — вторгся в мою гонку с солнцем надтреснутый голос матери, — Я спать хочу. Или иди на кухню, если этому мешать не будешь.
Отец уже много лет подряд спал на кухне, занимая единственное свободное на полу место. Делать домашку там — значит заставлять его ютиться вместе со мной на крохотном промежутке в полтора квадратных метра — но выбора особо не было, за несделанную домашку мне же и прилетит — сначала от училки, потом от матери.
Пусть лучше уж отец ругается.
Вопреки опасениям, он ничего не сказал, когда я осторожно заглянула через дверь. Повернулся на скрип, увидел меня с тетрадкой, и сам поднялся вместе со спальником:
— Проходи, я посижу.
Молчать с отцом было не в пример проще, чем с матерью, но всё равно неловко. Я торопливо дописала сочинение, собрала вещи и осторожно, стараясь не скрипеть половицами, двинулась к нашей с матерью комнате. Голос отца застал меня на пороге.
— Лена?..
Я обернулась.
Он будто хотел что-то сказать — и резко передумал.
— Спокойной ночи, дочка.
Уже ворочаясь под одеялом и прижимая к себе потрёпанного мной и жизнью побелевшего тигра — отцовский подарок на пять лет — я поняла, что меня так смутило.
Последний раз он называл меня “дочкой” семь лет назад, вручая дорогую даже по нынешним временам плюшевую игрушку.
Интересно, что это означает?..
***
Ответ я получила через несколько дней.
Едва переступила порог квартиры, неловко стягивая неудобный ранец, как в коридоре возникла мать, по-чуждому собранная, деловитая и отстранённая. Я редко видела её в таком состоянии, но всегда отчётливо ощущала первобытный ужас, когда мать выглядела так. Как будто решилась на что-то… ужасное.
— Лена, не раздевайся. Мой руки и проходи на кухню.
Мрачный, я бы сказала, почерневший отец молча уместился на моей табуретке. Мой угол, в котором ему было кошмарно тесно, он занимал крайне редко.
— Мам?.. — мне стало страшно. Очень-очень страшно.
— Лена, — мама резко села рядом со мной и взяла мои ледяные руки в свои, тёплые и большие. Мозолистые, крепкие красные ладони чуть сжались, побелели, — Мы с твоим папой решили развестись.
Последние слова колокольным звоном отдались в ушах. Кажется, на следующие несколько минут я отключилась — или вообще упала в обморок, потому что обнаружила себя уже в своей кровати. Встревоженное лицо мамы нависало в нескольких сантиметрах над моим.
— Мама? — двигать пересохшими, потрескавшимися губами было больно. Но ещё больнее было осознавать.
Мои родители разводятся.
Ещё столетие назад развитие прогресса и технологий позволило государствам заняться реализацией своей главной функции — соблюдением порядка и приведением каждого отдельно взятого гражданина к его личному, персональному счастью.
Теперь каждый носил под сердцем миниатюрный датчик, который позволял сохранять самые важные события в жизни человека. И, как в старых, ещё до-квантовых компьютерных играх, использовать эти события как "точку сохранения". А в случае совершения какой-либо ошибки — поступил не в тот вуз, устроился не на ту работу — "загрузиться" заново.
Как и в старых играх при "загрузке" стиралось всё, чтобы было создано после.
Классовые различия сейчас проявлялись не только в количестве денег, как это было в старину.
Теперь основным мерилом успешности стало количество "точек сохранения": правящие элиты могли себе позволить "сохраняться" каждую минуту. Совершеннолетним беднякам государство гарантировало только базовый минимум: рождение, выбор начальной школы, свадьба и, при наличии свободных средств, рождение ребёнка. Первого. Несовершеннолетние своими точками сохранения распоряжаться не могли.
— Мама... — я не сразу поняла, что плачу, — мама, за что, мама, мамочка!..
— Шшш, дорогая, — мама села рядом со мной. Притянула меня к себе на колени и начала аккуратно гладить волосы, приговаривая, что всё будет хорошо.
Будет. У них с папой — будет. Потому что они уже не будут ни моей мамой, ни моим папой — они станут такими же, как четырнадцать лет, молодыми, здоровыми и красивыми. И больше никогда не поженятся.
И мама не родит меня.
С того момента, как приедут ИГОвцы[4] — меня больше вообще не будет. Политика государства — ничто не должно напоминать людям об их ошибках.
Даже если это дети.
Их дети.
"Чистильщики", как называли обычно ИГОвцев, приезжали строго через два часа с момента вызова — именно столько занимала подготовка документов и настройка переносных квартъютеров[5], запускающих загрузку из "сохранения".
Когда ребята шептались в коридорах школы, они всегда говорили, что Чистильщики похожи на инопланетян — высокие, худые мужчины, в строгих костюмах и очках. С обязательными жёлтыми защитными стёклами. Их суеверно боялись — даже больше, чем вурдалаков и бабу ягу.
На деле приехали две тетушки, похожие на продавщиц пирожков через улицу: румяные, пухлые, громкие и суетливые.
Пока одна из них разговаривала с родителями, успокаивающе поглаживая их по рукам, вторая подошла к моей кровати.
— А кто-о-о это у нас тут? — пухлая рука потянулась потрепать меня за щёку.
— Ошибка, — буркнула я, отворачиваясь к стене.
Я не видела, как рвано, несмотря на показное спокойствие и деловитость, вздохнула на этой фразе мать и как пробежала судорога по лицу всегда спокойного отца.
Но это правда.
Я — ошибка.
И меня сотрут.
— Ну-ну, — со смешком отвернулась от меня тетка, — такая маленькая, а уже с характером.
— Значит, предыдущих сохранений у вас нет? — спокойно уточнила первая тетушка у мамы. Та медленно покачала головой. На моё рождение родители угробили оба доставшихся от родителей наследства и на "сохранение" денег уже не хватило. А после стало не до этого — отцу резко перестали платить зарплату, мама настаивала и ждала, пока ситуация выправится, и копила на "сохранение". Только чем дальше, тем больше они ругались, и до очередного сохранения дело так и не дошло. А теперь родителям было проще отмотать всё обратно.
И меня в том числе.
Тетушка номер два через плечо посмотрела на маму:
— Дорогуша, мне нравится ваш настрой — спокойно и осознанно. Обычно в таких ситуациях матери в истериках бьются — никогда их не могла понять. Вы же снова вернётесь на четырнадцать лет назад, уже с нынешними знаниями и опытом! Если вы переживаете о девочке, — она махнула на меня рукой, — Не переживайте, новую родите! Даже лучше прежней!
Мама отвернулась.
— Итак, все готовы? — тетка номер один внимательно оглядела родителей и оглянулась на меня. В руках она держала обычный квартъютер с уже настроенной голо-проекцией.
"Я — нет!! — хотелось закричать мне. — Я не готова, я не хочу умирать, почему меня не должно быть из-за того, что мои родители когда-то совершили ошибку и поженились?! А потом — ещё одну и родили меня?! Я — ошибка, но я не хочу умирать!..".
Тетка номер один ткнула пальцем в светящуюся проекцию.
И меня не стало.
Ошибка была исправлена.
Примечания:
[1] — Живые мертвецы, поднимающиеся из могил. Как и любые другие вампиры, вурдалаки пьют кровь и могут опустошать целые деревни. В первую очередь умерщвляют родных и знакомых.
[2] — TON 618 - сверхмассивная (и тяжелая) чёрная дыра. (ru.wikipedia.org/wiki/TON_618)
[3] — Реверанс в сторону новых информаций о “новой” девятой планете, которая, вроде как, ни разу не Плутон.
[4] — Исправители Гражданских Ошибок (в частной жизни)
[5] — Квантовый карманный смартфон, способный проецировать ту самую синюю объемную светящуюся голографию.